Содержание → ГОРИ-ГОРИ ЯСНО → Часть 3
Часть 3. Глава 40.
– Да я ж в хорошем смысле… Чудо же…
Никодим усмехнулся. Наивность оглашенных временами его удручала, временами приводила в умиление.
– То-то и оно, что чудо! Ты что же, думаешь, я по своей прихоти чудеса творю?
Несколько шагов заединщики одолели в молчании. Маркел страдальчески морщил нос.
– Ну вот сам смотри, – сжалился Никодим. – Колдун, он – кто? Человек без вертикали в голове. Одиночка и паразит трудового народа. А колдовство – это всегда своеволие и гордыня. Колдуешь – значит, обязательно кого-то обуваешь: либо людей, либо природу.
– А чудо?
– А чудо, Маркел, это воплощение воли народной. То есть той же стихии. Значит, природе оно не противоречит. Велел мне народ читать в сердцах – читаю. Расхочет – перестану. Аминь.
– Весь народ? – усомнился Маркел. referencebooks.ru
– Весь, – не допускающим возражений голосом приговорил Никодим. – Народ, запомни, это те, кто за нас.
– Так это тебе, выходит, ни вздохнуть, ни кашлянуть… – с сочувствием глядя на молодого лидера, молвил будущий комсобогомолец.
– А ты думал, легко? – хмыкнул тот. – Нет уж! Попал в вожди – о себе забудь. Теперь ты и народ – единое целое. Изволь делать только то, чего остальные хотят!
– А чего они хотят? – рискнул Маркел.
Никодим недоверчиво покосился на спутника.
– То есть как это – чего? – с недоумением переспросил он. – Того, чего хочет вождь. Я ж тебе говорю: единое целое…
На проспекте их обогнал «мерс» последней модели и, развратно подмигнув левым «поворотом», свалил в переулок. Молодые единомышленники проводили предмет роскоши недобрыми взглядами, ибо заповедь, запрещающая желать конфискации имущества ближнего твоего, тоже понималась ими чисто духовно, то есть наоборот.
– А вот, скажем, объявляешь ты кому-нибудь анафему с занесением в личное дело, – предположил Маркел. – Это ведь тоже чудо?
– Ещё какое! – зловеще всхохотнул Никодим.
– Но объявляешь-то – в прямом смысле?
– Вот тут – только в прямом, – посерьёзнев, подтвердил Никодим. – Иначе – ни тебе страха Божьего, ни партийной дисциплины…
У «Трёх волхвов» соратники свернули за угол и умышленно пронизали чёрный рыночек, чтобы причинить максимальный ущерб идеологическому противнику. Всё колдовское отребье Баклужино собиралось тут ежедневно, открыто торгуя своим поганым инвентарём: от пантаклей до саженцев пиар-травы.
– А правду говорят, – помявшись, опасливо обратился Маркел, – будто ты… того… по молодости лет на пару с каким-то колдуном склад грабанул?
Никодим крякнул и сдвинул берет чуть ли не до глаз.
– Ну, во-первых, попытка экспроприации и грабёж – вещи разные, – недовольно заметил он. – А во-вторых, кореш-то мой тогда нормальный был пацан… Кто ж знал, что он потом к колдуну в ученики поступит!
Фыркнул – и умолк. Маркел поморгал – и умолк тоже.
На выходе с базарчика продавали домашнюю живность. Величественная дама в мехах пропускала с надменным видом персидских котят через обручальное колечко. Трюк, понятное дело, невероятный, и без чертовщины тут наверняка не обошлось. Ну и зазевалась, дура – проглядела приближение святыни. Ещё шаг – чары бы распались и пушистое оранжевое тельце оказалось бы передавлено тесным золотым изделием.
Следует сказать, что железный Никодим, ни в чём не давая потачки роду людскому, питал неизъяснимую слабость к невинному в политическом смысле зверью и скорее вышел бы из партии, нежели причинил увечье кому-либо из братьев наших меньших. Поэтому и только поэтому, а вовсе не из малодушия, узревши пропускаемого сквозь кольцо котейку, он торопливо прижал ладонь к груди, экранируя благодать.
И остановился в остолбенении. Экранировать было нечего. Регалия исчезла.
Обернулся, пристально осмотрел рынок. Клептокинез исключается. Орден – намоленный, колдовством его не возьмёшь. Стало быть, спёрли вручную – карманников у «Трёх волхвов» тоже хватает.